Созданный Моронобу стиль определил характер всей японской гравюры конца 17 и первых десятилетий 18 века. У Моронобу было много учеников и последователей, из которых лучшими считаются Моросигэ и Морофуса. Однако ни один из них не достиг уровня учителя. Традиции его школы были продолжены художниками семьи Тории, хотя и в несколько иной форме. Мастера Тории работали главным образом в станковой ксилографии "большой формы", преобладавшей в течение всей первой половины 18 столетия. Они сочетали каллиграфичность стиля Моронобу с яркой раскраской лубочных картин оцуэ, широко распространенных в Японии. Они предпочитали жанр театральных гравюр и, что особенно важно, утвердили влияние эстетики театра на всю последующую японскую ксилографию. Основателем и одним из лучших художников школы Тории был Киёнобу I.
По-видимому, не позднее 1687 года Киёнобу начал издавать гравюры с изображением актеров в ролях, делать театральные афиши, программы спектаклей и концертов. Около 1700 года художники Тории начали раскрашивать гравюры от руки охрой - краской тан (этот тип гравюры назывался танэ); иногда к охре добавляли более спокойные тона - оливковый и приглушенный желтый. Краской покрывали большие плоскости, что напоминало прием, характерный для раскраски праздничной одежды хакама. Цвет на этих гравюрах, как и на картинах оцуэ не передает действительного цвета предметов, не ограничен контуром; он ярок, бросок, стремителен, экспрессивен и необходим художнику лишь для того, чтобы передать праздничность и блеск театральных зрелищ. Актеры обычно изображены в вихре одежд, в сверкании тканей, в обрамлении театральных драпировок; они уподобляются отвлеченному орнаментальному знаку, олицетворяют порыв и стремительность.
Одновременно с театральным жанром Киёнобу I и его ученики (особой цветовой изысканностью и строгостью отличаются произведения Ханэгава Тинтё), работают также в жанре бидзинга, восходящем к искусству Моронобу. Они изображают красавиц, сдержанных и величавых. В их гравюрах сочетается активность контура с прихотливым орнаментом и тонким иероглифическим узором. Но особенно прославились в создании гравюр этого жанра художники семьи Кайгэцудо, работавшие в первые десятилетия 18 века. Их большие вертикальные свитки служили рекламой чайных домов или использовались как вывески у входа в помещение. В пышных праздничных одеждах, схваченных тяжелыми узлами нарядных поясов, женщины полны какой-то стихийной земной силы. Кажется, что они словно вырастают из земли, подчинены закону роста и потому их тела строятся не сочетанием объемов, но линией, в самом движении которой воплощено как бы произрастание, вытекание одних форм из других; в них есть нечто от незыблемости деревьев, стройности и стихийности растений. Изгиб тела женщин на гравюрах Кайгэцудо часто напоминает латинскую букву "S", но обращенную как бы в обратную сторону. Эту подвижную сложную линию, характерную также для европейского искусства 18 века, которую Хогарт считал основой всякой организованной формы, любили многие японские графики.
Такую линию, напоминающую древнее графическое изображение облаков и дракона, символизирующего извечные изменения природы, то есть саму жизнь, можно проследить и в пейзажных гравюрах. Разворачиваясь по плоскости, скрещиваясь и переплетаясь, эти линии воссоздают особый колеблющийся ритм форм, сочетая в себе как бы два противоположных начала; одновременно подчеркивая плоскостность и пространственность, передавая движение и статику, изменчивость и покой.
Линии в гравюрах Кайгэцудо немногочисленны, но тем большее значение приобретает каждая из них. Линия всегда синтетична, одновременно тектонична и естественна. Она идет легко, свободно, словно под напором скрытой в ней потенциальной силы, то сплетаясь в тугие кольца узора, то ниспадая тяжестью одежд.
"Тот не может понять искусство, кто не умеет читать линию", - говорят на Востоке. Именно линия является в гравюрах главным носителем содержания; на листах Кайгэцудо она величава и неспешна; мы ощущаем в ней уверенность, торжественность и несколько театральную парадность. Значительным элементом гравюры является также узор на одежде, рассчитанный на возникновение у нас зрительных, а иногда и слуховых ассоциаций. Существенной и необходимой гранью гравюр Кайгэцудо, как и произведений Моронобу, является также каллиграфический текст, помещенный здесь же на изобразительной поверхности. Размашистые, острые штрихи подписи художника вносят дополнительную ноту в образный строй гравюры, а печати издателя и цензора смотрятся как завершающее звено, закономерное и необходимое в общей структуре произведения.