В 17 веке в русской гравюре на меди борются декоративные законы московской книжной гравюры на дереве и прикладного искусства с нахлынувшим в них миром реальности и законами ренессансной европейской гравюры — и ни одно из этих начал не может еще победить. Характерно при этом, что первые работы московских граверов на меди более новы, но менее самостоятельны, чем их последующие гравюры. Это становится яс- ным, если сопоставить гравюры Ушакова «Семь смертных грехов» (1665), фронтиспис Псалтири (1680) и фронтиспис «Обеда душевного» (1681) или сравнить работы Ушакова и Бунина. Интересно также, что самые новые формы выглядят в мо- сковской гравюре чужими, а по отношению к европейским образцам — архаичными и провинциальными (гравюры Ушакова). Старые же формы московской гравюры, взорванные изнутри новым содержанием и техникой, не теряют цельности и гармоничности (гравюры Бунина),
Группа гравюр, выполненных на меди в кругу Ушакова, Трухменского, Бунина, была в русском искусстве 17 века направлением латинизирующим, интеллигентским, может быть, еретическим, которым были недовольны правящие круги консервативной церковной верхушки, но которые вполне отвечали вкусам придворных кругов того времени. В русской гравюре на меди 17 века не было создано ни одного шедевра, но она была любопытным начинанием в истории русской гравюры и подготовила почву для гравюры на металле эпохи Петра, главным образом, московской ее школы.
Однако во второй половине 17 века в Москве бытовали не только «крамольные» гравюры на меди, но и гравюры на дереве, неугодные правящей церкви. Что представляли собой эти листы? Когда, почему и где их стали делать в России? Кто были их мастера? — Точно неизвестно.
Единственно достоверное, хронологически точное и конкретное упоминание о «некнижных» гравюрах в документах 17 века содержится в указе патриарха Иоакима 168?-? годов, направленном против таких листов * * В 17 веке печатание любых бумажных икон считалось предосудительным Православная церковь признавала подлинными только иконы, писанные на досках Среди «некнижных» гравюр права гражданства имели лишь антиминсы, то есть гравированные изображения положения во гроб Иисуса Христа, которые изготовлялись на Московском печатном дворе и раздавались местным церквам как свидетельство их права на служение литургии . Из указа патриарха явствует, что в это время бумажные иконы неканонического образца (какой техники и места производства - не сказано) были широко распространены в России (где — неизвестно) и что делали их торговые люди, то есть ремесленники. По всей вероятности, в указе патриарха речь шла больше всего о гравированных на дереве листах, так как металл в 17 веке был дорог и для печатания медных гравюр нужен был специальный станок.
Вряд ли, однако, патриарха беспокоило в этих гравюрах только нарушение традиций. Наиболее вероятно предположить, что «бумажные иконы», которые так тревожили патриарха, — это первые русские народные картинки, которые были вызваны к жизни религиозной борьбой середины 17 столетия и играли, очевидно, немаловажную политическую роль в русском расколе. Дошедшие до наших даей «некнижные» гравюры 17 века подтверждают эту мысль и дают возможность представить, как могли выглядеть листы, против которых был направлен указ патриарха.
Первой известной нам «некнижной» гравюрой на дереве считается гравюра «Распятие», вырезанная во второй четверти 17 века в книжных традициях Московского печатного двора. Очень близкой к ней по времени, но, возможно, еще более ранней является доска «Ангел господень хранитель человекам», выполненная в традициях миниатюры. Но ни «Распятие», ни «Ангел господень», несмотря на известную самостоятельность, не могут еще быть названы народными гравюрами.
Во второй половине 17 века появляются станковые ксилографии в стиле икон северного письма («Зосима и Савватий Соловецкие», «Распятие с разбойниками»). Они сделаны профессионалами-иконописцами в эпоху Соловецкого восстания (1670 — 1680-e годы), обращены к широкому зрителю и по своему назначению могут быть названы народными картинками. Очевидно, в это же время возникают иконы и молитвы фольклорного строя, которые положили начало развитию русской народной гравюры. Самый ранний датированный лист этого стиля среди дошедших до нас — бумажная икона «Архангел Михаил» 1668 года * * Мишина ? Ранняя русская гравюра Вторая половина 17 — начало 18 века Новые открытия Каталог выставки Л , 1979 Это публикация вновь найденных гравюр (икон и молитв, гравированных на дереве и на металле) В их стиле ощущается влияние русской, украинской, белорусской, сербской гравюры и резьбы по дереву .
Подобные иконы «ни малого подобия первообразных лиц» не «являют», а если бы попались на глаза патриарху, вызвали бы его возмущение. Однако ненайденность стиля народной гравюры в русских бумажных иконах и гравированных молитвах 17 века говорит о том, что народная картинка как определенный вид художественного творчества еще не сложилась. Ее авторами были в это время и профессионалы-иконописцы разных школ, и народные мастера, а граверами — резчики Московского печатного двора, монастырей, старообрядческих слобод и городские ремесленники. Раскол вывел русскую гравюру далеко за пределы книги и Москвы и связал судьбы русской гравюры с иным кругом мастеров.
Вместе с тем бумажные иконы 17 века — это не только явление общественной жизни России того времени, но и поиск новых эстетических норм. Разнообразие манер и различный профессиональный уровень исполнения русских бумажных икон и молитв 17 века позволяют предположить, что в их создании принимал участие самый широкий круг художников, отражая тем самым вкусы и художественные интересы народа.
Сразу же с возникновением первых бумажных икон наметилось существенное отличие их от древнерусской книжной ксилографии: в большинстве своем это гравюры плоские, замкнутые в плоскости листа.
У мастеров древнерусской книжной ксилографии линия, штрих, ритм не играли активной графической роли, так как книжные гравюры на дереве 16 — 17 веков обладали статичностью и архитектурной завершенностью предмета прикладного искусства. В русских бумажных иконах 17 века черная линия и белый цвет бумаги приобрели активность графического языка. Это сопровождалось потерей материальности гравюры, может быть, нарочитым отказом от материала, с которым связывалось в это время представление о предметности. Мастера бумажных икон сознательно старались уничтожить у зрителя впечатление доски, оставляя от нее лишь строгие контурные линии прориси. Бумажные иконы 16 века прекрасны в своем черно-белом прозрачном решении, однако их часто раскрашивали в подражание живописным образам, заполняя цветом все пространство между линиями гравюры и фон, уничтожая этим светоносную силу белого листа бумаги и декоративную силу черной контурной линии. Двухчастность гравюры, типичная для второй половины ?? века, отразилась также и в композиции бумажных икон.
Они имеют широкую, плотную черную с белым узором гравированную рамку — своего рода оклад иконы, который воспринимается отдельно от центральной части гравюры, так как его орнаментальность и густой цвет контрастируют с прозрачным иконным строем средника*. * Гравированные на дереве молитвы строятся по-старому, то есть по принципу страницы старопечатной книги или как пряничная доска. Графическое открытие авторов бумажных икон ?? века в дальнейшем использовали Василий Корень и русская народная картинка 18 века, отбросив ставшую ей ненужной орнаментальную рамку.