Примерно на пятьдесят лет раньше, чем резцовая гравюра, в Европе появилась обрезная гравюра на дереве - ксилография. Развитие ее носило несколько иной характер. О первых ксилографиях почти ничего не известно. Предполагают, что так же как и в резцовой гравюре, это были игральные карты. Самые ранние из сохранившихся отпечатков относятся к рубежу 14 - 15 веков и представляют собой народные картинки религиозного содержания. Они могли появиться в мастерских набойщиков тканей, резчиков по дереву, то есть в среде ремесленников, знакомых с обработкой дерева. Однако эта среда, более широкая и народная, была дальше от профессионального искусства, чем та, в которой возникла резцовая гравюра на меди.
Зародившаяся в народе и предназначенная для низших слоев общества, гравюра на дереве ставила перед собой иные задачи и решала их иными художественными средствами. Если резчики по металлу стремились каждый раз к созданию изящного произведения искусства, доставляющего серебристой игрой штриха эстетическое наслаждение, то для первых ксилографов художественная сторона уходила на второй план перед задачами практического порядка. Гравюра на дереве выпускалась как листок, часто заменяющий широким народным массам книгу. Отсюда большая масштабность фигур, упрощенный рисунок, введение цвета, который должен был приблизить изображение к реальной жизни, быть ясным и доходчивым. Первые ксилографии, получив огромную популярность, выходили большими тиражами, быстро распространялись по всей стране, переносились из города в город, продавались на ярмарках.
Гравюра на дереве очень быстро вошла в жизнь народа. Ее использовали как бумажные иконки, в виде амулетов (известны, например, гравюры против чумы), для украшений интерьеров, различных бытовых предметов. Гравюры были доходчивы, дешевы, они не считались произведениями искусства, поэтому уничтожались так же легко, как и появлялись. В выборе сюжетов и в построении листа авторы народных картинок обращались к хорошо знакомым традиционным алтарным композициям. Средневековый собор, являясь средоточием всей культуры прошлого, был единственным образцом для таких полупрофессиональных граверов.
И если для своих композиций они использовали живописные и скульптурные украшения собора, то образцами для раскраски гравюр служили витражи. Яркие, локальные, звучные цвета стекол соборов были привычным и понятным примером сочетаний и соотношений красочных пятен. Среди первых ксилографов оказались мастера, прекрасно чувствующие специфику нового искусства: композицию листа, значение линий, цвета. Это определило высокий художественный уровень самых ранних гравюр на дереве, которые, отличаясь декоративной выразительностью, сохраняли живость народных образцов.
Одним из ярких примеров ранней гравюры на дереве является Св.Доротея» (1410 - 1420). Эта ксилография появилась на юге Германии, в Баварии. В настоящее время известен лишь черно-белый отпечаток, который позволяет судить о мастерстве резчика-гравера. Композиция листа подчинена декоративно-орнаментальному принципу. Контурное изображение св.Доротеи на фоне цветущего дерева передано одной широкой сочной линией. Характер линии везде одинаков: в очертании фигур, в складках одежды, в изображении дерева. Все подчинено единой декоративной основе, единому ритму. Линия контура дерева вторит абрису фигуры Доротеи, крона дерева с цветами заполняет свободную поверхность листа, линии складок повторяют узор одежды и цветов.
Первые создатели гравюр на дереве, исходя из возможностей материала (относительная мягкость самого дерева заставляла резчика работать главным образом линией, а не штрихом, поэтому линия была крупнее, чернее и мягче, чем в металле), сохраняли декоративную основу гравюры даже тогда, когда они вводили цвет. Так в гравюре неизвестного мастера Отдых на пути в Египет» (ок. 1410) плоскостность листа подчеркнута локальным темным фоном. Автор не просто раскрашивает, он украшает гравюру. Звучные тона красного и синего расположены ритмично по всей поверхности и создают радостное яркое зрелище. В необычном сочетании торжественно-величавой Марии с младенцем на руках и фигурки Иосифа в виде маленького гнома, прислуживающего ей, присутствует момент иронии, уходящей своими корнями в народное творчество.