Оноре Домье

Лишь мощный талант Оноре Домье поднял литографию от журнального листка, от любительской иллюстрации, от небрежного наброска до высоты первоклассного искусства. Целенаправленность, активность и сила искусства Домье не перестают поражать до сих пор. Он исполнил около четырех тысяч литографий, и это не считая рисунков для гравюр на дереве, живописи и скульптуры. Современники рассказывают, что на его рабочем столе лежало сразу пять, шесть, иногда даже восемь камней, и он работал над ними одновременно, как бы конвейером, сначала по очереди набрасывая композицию, потом распределяя на каждом камне темные и светлые массы, углубляя тени, усиливая пластичность, высветляя, проскребывая, заливая тушью, подчеркивая контуры.

Домье как художник родился в дни Июльской революции 1830 года: именно в атмосфере революционных событий он нашел свою тему, своих героев, свой стиль. Стихия социальной и политической борьбы, условия газетной работы, обращение к массе - вот что сформировало художника, причем с невиданной быстротой. Его первые карикатуры вялы, бесхарактерны, описательны, но уже через три года, в 1832 году, рождается тот Домье, который составил славу графики 19 века.

Художник работал в литографии без перерыва более сорока лет. Разумеется, его колоссальное творчество не могло быть одинаково высоким по художественному уровню все эти годы: бывали периоды, когда в ту или иную серию он не вкладывает ничего, кроме своего умения, бывали моменты усталости, когда гравер неожиданно возвращался к ранним временам карикатуры и делал так называемые «большие головы» (серия «Представленные представители», 1849) но каждого художника следует оценивать по его достижениям, по периодам его творческого подъема.

Наиболее значительный из таких периодов в искусстве Оноре Домье - первая половина 1830-х годов, самый, может быть, важный и, несомненно, самый известный. И вершина этого творческого периода - большие литографии 1834 года. Никогда до этого литография не обладала такой мощью, такой драматической выразительностью. Листы, выполненные в 1834 году, «Улица Транснонен», «Этого можно отпустить, он нам больше не опасен», «Опустите занавес, фарс окончен», «Современный Галилей», «Все мы честные люди, обнимемся», «Свобода печати», «Похороны Лафайета» словно бы не нарисованы, а вылеплены: гравер строит их по принципу барельефа, помещая, чаще всего, сцену в интерьер с неглубоким пространством, резко подчеркивая главную фигуру, энергичными штрихами жирного литографского карандаша очерчивая формы, сильно моделируя объем.

Литографии замечательны своей действенностью и выразительностью. Может быть, отчетливее всего это видно в «Улице Транснонен». Лист был создан после того, как королевские солдаты при подавлении республиканского восстания в Париже уничтожили всех обитателей дома № 12 по этой улице. Художник объективен, он ничего не утрирует, а изображает события. Резкий ракурс выводит на нас основную фигуру композиции.

Энергично и лапидарно очерчиваются ее контуры, моделируются объемы - факт зафиксирован. Но отношение автора к факту передается контрастами цвета: мертвенно-белая простыня, темнота комнаты, холод мертвой мужской фигуры, мрак, в который погружен труп женщины. Домье как бы демонстрирует зрителю явление, но при этом и силу своего негодования, и мощь выразительности своего карандаша. Это характерно для лучших работ художника, у него не бывает журналистского репортажа, он выражает свое отношение в максимально сильной степени и с редкой цельностью и энергией воплощает его в литографии.

Оноре Домье обращается в своем графическом творчестве к действительности в гораздо большей степени, чем все его предшественники, но важнее всего, что он всегда выявляет грандиозность масштаба явлений. Он никогда не останавливается на характерном, но всегда вкладывает в рисунок всю мощь своего темперамента, недаром Бальзак сравнивал его с Микеланджело.

В лучших его литографиях сильнее всего воздействует эмоциональный строй листа: кажется, что гравер начинает с колорита, с распределения масс, с отношения тонов и лишь когда все решено заканчивает композицию собственно рисунком. Такой тональный подход к литографии приводит к тому, что в его листах словно бы соединяется скульптурное решение (результат сильной моделировки) с живописным решением, происходящим от богатства валеров, от тонкой разработки полутеней, использования густого зернистого тона, заливки плотной тушью, мерцания процарапанных фонов. Подобное свойство гравюр сообщает им небывалую до того в литографии убедительность и конкретность, что очень важно, если вспомнить, что многие из его листов - шаржи, карикатуры, гротески. При этом перенос акцента с линии на пластику и тон придает его ранним литографиям оттенок некоторой внутренней статичности: листы эти демонстрируют некую ситуацию, заключающую в себе ужасное, гнусное, смешное.

Характерно, что белое в этих литографиях понимается художником не столько как свет, сколько как активная масса, обладающая особой пластичностью, усиливающей как бы «движение» из глубины на зрителя. В этом отношении характерен самый, может быть, знаменитый лист Оноре Домье «Законодательное чрево» (1834), где световой ритм образует почти декоративную по своей равномерности ритмическую игру белых пятен, создающих движения не в плоскости листа, но лишь перпендикулярно ему. Но так как гротескные маски министров, изображенные здесь, «лепятся», собственно, из этого белого, то они тем более настойчиво, почти навязчиво двигаются на нас, чем и создается удивительная действенность этой литографии.

Системой пластики и объясняется особая активность, подчас монументальность литографии 1830-х годов. В дальнейшем эти свойства изменяются. Уже в сериях, выполненных около 1850 года, таких, как «Люди юстиции», «Адвокаты и истцы», карандашная линия приобретает все большее значение: она уже не только моделирует, но обретает живость, выразительность. В литографиях этого времени Домье переходит от скульптурности ранних работ ко все большей графичности: они кажутся прежде всего нарисованными, колористические контрасты — уже как бы последний этап работы художника над камнем.

И эти черты стиля полностью соответствуют тематической направленности, это все «нравственно-бытовой» жанр: лицемерие адвоката несравнимо по своему смыслу с отвратительным лицемерием короля-буржуа, а мелкие подлости обывателей - со зловещими действиями генерального прокурора. Об этом можно говорить с усмешкой, с иронией, это почти анекдоты. Все больше появляется в листах подробностей, интонация становится повествовательной, характеристики издевательскими, но не уничтожающими. Однако для развития французской гравюры эти литографии имеют значение лишь как переходные к поздним работам Домье.

Со второй половины 186?-? годов начинается последний период творческой активности мастера, характеризующийся видоизменением стиля его литографий под воздействием его собственной живописи. Если в 1830-е годы листы Домье при всей их пластической силе несли черты статичности и подчеркнутой скульптурности, то поздние его литографии определяет резкая и напряженная динамичность. Не пятно и не моделировка оказываются ведущими элементами, но линия, тяжелая, упругая, полностью лишенная грациозности.

Впервые черты нового стиля полностью проявляются в серии «Драматические наброски» (1864 - 1865). Интерес художника направлен здесь не на ситуацию, а на действие; волнистая, живая, грубоватая линия, обрисовывающая фигуры, условно и экспрессивно моделирующая формы, сообщает изображенным персонажам темпераментность. Эти рисунки, как и все лучшие литографии Домье, замечательны своей точностью, но точность эта не академического толка, это точность характерного, выразительного, при которой в одном жесте выражается весь характер. И еще одно существенное отличие от ранних литографий: на смену полной уравновешенности масс и темных и светлых пятен в поздних листах приходит очень динамическая, почти прихотливая игра света и тени. Здесь настолько воедино спаяны колористическое и изобразительное начала, что об этих литографиях Домье можно сказать, что в них рисунок и есть цвет.

Эти черты стиля полностью торжествуют в последней значительной серии - альбоме «Осада». Литографии были созданы в 1870 - 1871 годах, в период франко-прусской войны, осады и падения Парижа, конца Второй империи. Драматическая энергичность и стремительность световых контрастов и напряженная пульсация линии сообщают лучшим из этих листов небывалую до того экспрессивную подвижность. Художнику при этом уже нет необходимости изображать свои персонажи в активном действии, с выразительным жестом, в сложных ракурсах: движение выражено здесь в самом стиле, в графической манере. Оттого-то композиционный принцип ранних литографий (строгая центричность и симметрия) сохраняется и в листах «Это убило то», «Потрясенная наследством», «Пейзаж 1870 года».

Некоторые черты статики, ощутимые в листах 1830-х годов, здесь полностью отсутствуют, их заменяет интенсивная действенность образа. Взволнованная страстность художника, мощная порывистость его графического почерка позволяют Домье передавать все оттенки активного внутреннего движения, от отчаяния в листе «Потрясенная наследством» и негодования в литографии «Это убило то» до драматического порыва знаменитой гравюры «Бедная Франция! Ствол сломан, но корни еще крепки» (1871).

И по масштабу своего творчества, и по его социальному влиянию, и по воздействию на литографию своего времени Оноре Домье кажется исключительной фигурой в графике 19 века. Его лучшие литографии - это менее всего карикатуры, в них есть глубокая серьезность, драматизм, монументальность. Его необыкновенный, виртуозный талант рисовальщика (вспомним, что Домье никогда не рисовал с натуры, а Ш.Бодлер говорил, что Домье рисует, как Энгр, и, может быть, лучше Делакруа) с удивительной легкостью разрешал все композиционные трудности. После него ловкость и элегантность рисунка в литографии ничего не значили, репутацию можно было завоевать лишь новой художественной концепцией, более современным мироощущением, открытием новых возможностей графики. Поэтому его творчество дало такой сильный толчок французской гравюре - офорту и литографии, и можно сказать, что в том, что почти все существенные достижения европейской гравюры 19 века связаны с Францией, заслуга, в первую очередь, Домье.

О.Домье Улица Транснонен. 1834

О.Домье Улица Транснонен. 1834

О.Домье Законодательное чрево. 1834

О.Домье Законодательное чрево. 1834

О.Домье Большая лестница Дворца правосудия. 1848

О.Домье Большая лестница Дворца правосудия. 1848

О.Домье «Бедная Франция! Ствол сломан, но корни еще крепки». 1871

О.Домье «Бедная Франция! Ствол сломан, но корни еще крепки». 1871